А. П. Чехов

Письма за 1890 год. Часть 2

Перейти к письму: 767, 768, 769, 770, 771, 772, 773, 774, 775, 776, 777, 778, 779, 780.

766. С. Н. ФИЛИППОВУ

7 февраля 1890 г. Москва.

8 ф. 90.

Добрейший Сергей Никитович!

Я приехал. Приехал и Суворин. Остановился он в "Славянском базаре", № 25. Завтра утром я смотрю с ним "Федру", а в пятницу вечером зеваю на балу у Общества искусств и литературы - вот всё, что мне пока известно о тех часах, в какие Суворина нельзя будет застать дома. Нового ничего нет. Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

767. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ

9 февраля 1890 г. Москва.

8 февр.

Милый и дорогой коллега Казимир Станиславович, простите меня, что я так долго не отвечал на Ваше письмо. Это бедное письмо пролежало у меня на столе в ожидании, пока его распечатают, чуть ли не неделю.

Вот Вам ответы на Ваши вопросы:

1) Куманин сказал, что пьеса Ваша напечатана будет.

2) С Соболевским я незнаком. Конечно, это не может мне помешать исполнить Ваше поручение; я съездил бы к нему и познакомился, но нахожу более резонным действовать через единого из пайщиков Саблина, доброго моего знакомого; сей человек устроит всё и даст мне именно такой ответ, какого я не получил бы от не знакомого мне Соболевского. Саблина я увижу сегодня на балу в Благородном собрании; если не увижу, то завтра напишу ему письмо.

Душа моя, зачем Вы позволяете серым туманам садиться на Вашу душу? Конечно, нелегко Вам живется, по ведь на то мы и рождены, чтоб вкушать "юдоль". Мы ведь не кавалергарды и не актрисы французского театра, чтобы чувствовать себя хорошо. Мы мещане на сей земле, мещанами будем и по-мещански умрем - такова воля рока, ничего не поделаешь. А с роком приходится также мириться, как с погодою. Я фаталист, что, впрочем, глупо.

На Сахалин еду в начале апреля. Значит, успеем еще списаться. Кланяйтесь Вашей жене, гусикам, утикам и тому толстопузому воробчику, у которого, когда я был у Вас, болела губа под носом.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

768. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

10 февраля 1890 г. Москва.

10 февраль.

Милый Алексей Николаевич, наконец я, пройдя огонь, воду и медные трубы, водворился в Москве и сижу тихо и смирно за своим столом. Помышляю о грехах, мною содеянных, о тысяче бочек вина, мною выпитых, о визитах своих к Галкину и проч., и проч. В один месяц, прожитый мною в Питере, я совершил столько великих и малых дел, что меня в одно и то же время нужно произвести в генералы и повесить.

Готовлюсь к Сахалину и читаю всякую чепуху, к нему относящуюся. Я еду - это решено бесповоротно. Уеду в апреле, когда вскроется Кама; стало быть, до отъезда я еще успею надоесть Вам своими письмами.

Прочел я своего "Лешего"… Вот что решил я. "Леший" будет еще раз прочитан, исправлен и послан в "Северный вестник". Да будет исполнено желание Ваше! Пришлю я пьесу около 20-го февраля с убедительной просьбой - если она не понравится, возвратить мне ее назад для уничтожения.

В Москве гостят Суворин и Григорович. Первый приехал сюда отдохнуть, а второй получил какую-то командировку.

Видел я "Федру". Хорошо, но скучно. Вообще в Москве скучно…

Мои все шлют Вам сердечный привет. Я крепко обнимаю Вас и благодарю за радушие и гостеприимство. Благодарность сию разделите со всею вашей семьей, которой я низко кланяюсь. Будьте счастливы и здоровы…

Ваш А. Чехов.

769. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

15 февраля 1890 г. Москва.

15 февр.

Отвечаю Вам, дорогой Алексей Николаевич, тотчас же по получении от Вас письма. Вы были именинником? Да, а я забыл!! Простите, голубчик, и примите от меня запоздалое поздравление.

Неужели Вам не понравилась "Крейцерова соната"? Я не скажу, чтобы это была вещь гениальная, вечная - тут я не судья, но, по моему мнению, в массе всего того, что теперь пишется у нас и за границей, едва ли можно найти что-нибудь равносильное по важности замысла и красоте исполнения. Не говоря уж о художественных достоинствах, которые местами поразительны, спасибо повести за одно то, что она до крайности возбуждает мысль. Читая ее, едва удерживаешься, чтобы не крикнуть: "Это правда!" или "Это нелепо!" Правда, у нее есть очень досадные недостатки. Кроме всего того, что Вы перечислили, в ней есть еще одно, чего не хочется простить ее автору, а именно - смелость, с какою Толстой трактует о том, чего он не знает и чего из упрямства не хочет понять. Так, его суждения о сифилисе, воспитательных домах, об отвращении женщин к совокуплению и проч. не только могут быть оспариваемы, но и прямо изобличают человека невежественного, не потрудившегося в продолжение своей долгой жизни прочесть две-три книжки, написанные специалистами. Но все-таки эти недостатки разлетаются, как перья от ветра; ввиду достоинства повести их просто не замечаешь, а если заметишь, то только подосадуешь, что повесть не избегла участи всех человеческих дел, которые все несовершенны и не свободны от пятен.

На меня сердятся мои петерб<ургские> друзья и знакомые? За что? За то, что я мало надоедал им своим присутствием, которое мне самому давно уже надоело? Успокойте их умы, скажите им, что в Петербурге я много обедал, много ужинал, но не пленил ни одной дамы, что я каждый день был уверен, что уеду вечером с курьерским, что меня удерживали друзья и "Морской сборник", который мне нужно было перелистать весь, начиная с 1852. Живя в Питере, я в один месяц сделал столько, сколько не сделать моим молодым друзьям в целый год. Впрочем, пусть сердятся!

О том, что я уехал со Щегловым в Москву на лошадях, телеграфировал нашим молодой Суворин шутки ради, а наши поверили; что же касается 35000 курьеров, которые скакали ко мне из министерств, чтобы пригласить меня в генерал-губернаторы о. Сахалина, то это просто чепуха. Брат Миша писал Линтваревым о том, что я хлопочу попасть на Сахалин, а они, очевидно, не так его поняли. Если увидите Галкина-Враского, то скажите ему, чтобы он не очень заботился о рецензии для своих отчетов. Об его отчетах я буду пространно говорить в своей книге и увековечу имя его; отчеты неважны: материал прекрасный и богатый, но чиновники-авторы не сумели воспользоваться им.

Целый день сижу, читаю и делаю выписки. В голове и на бумаге нет ничего, кроме Сахалина. Умопомешательство. Mania Sachalinosa.

Недавно я обедал у Ермоловой. Цветочек дикий, попав в один букет с гвоздикой, стал душистее от хорошего соседства. Так и я, пообедав у звезды, два дня потом чувствовал вокруг головы своей сияние.

Читал я "Симфонию" М. Чайковского. Мне понравилась. Получается по прочтении впечатление очень определенное. Пьеса должна иметь успех.

Прощайте, голубчик мой, приезжайте. Привет Вашим. Сестра и мать кланяются.

Ваш А. Чехов.

770. М. И. ЧАЙКОВСКОМУ

16 февраля 1890 г. Москва.

16 февраль.

Дорогой Модест Ильич, Ваша "Симфония" мне очень понравилась. О сценических красотах пьесы я умею судить, только вернувшись из театра, а потому позвольте мне не говорить о них. Литературные же достоинства не подлежат ни малейшему сомнению. Это умная, интеллигентная пьеса, написанная отличным языком и дающая очень определенное впечатление. Несмотря на то, что половина действующих лиц не кажется типично, что фигуры вроде Милочки затронуты только чуть-чуть, быт рисуется ясно, и я благодаря Вашей пьесе имею теперь представление о среде, которой раньше не знал. Это полезная пьеса. Жалею, что я не критик, иначе бы я написал Вам длинное письмо и доказал бы, что Ваша пьеса хороша.

Bu, кажется, говорили, что Вашей пьесы не поймет публика, ибо пьеса рисует среду специальную. Читая пьесу, я, признаться, ожидал пересола, но, кроме "симфония", "опера" и "мотивчик", ничего специального не обрел и посему позволю себе не разделять Ваших опасений.

Елена сделана хорошо, хоть и говорит местами мужским языком. Место, где она вспоминает о певице в Мангейме, вышло недостаточно тепло именно благодаря этой манере выражаться по-мужски. Знаки препинания в этом воспоминании я расставил бы иначе; например, после слов "с ридикюльчиком в руках" я поставил бы многоточие, потом слово "она" зачеркнул бы. Если же, впрочем, певицы вроде Елены обмущиниваются, то я неправ. Всё это мелочи…

Ядринцев похож на суворинского Адашева. Ходыков сделан великолепно, дядюшка очень милая скотина… Больше всего мне понравились I, II и V акты, меньше всего III, где у Милочки нет ни одной сочной, длинной фразы, а всё какие-то всхлипывания… Конец остроумен, лучше и придумать нельзя.

Ходыкова надо Свободину играть.

Воображаю, как хорошо сошла бы Ваша "Симфония" у нас в Малом театре. У нас умеют разговаривать на сцене - это важно. Второй акт поставили бы чудно.

Простите, что пишу чёрт знает как, пятое через десятое. Не умею выражать свои мнения, хоть и называюсь литератором.

На Сахалин я еду в апреле. Если до этого времени будете в Москве, то убедительно прошу Вас пожаловать ко мне. Будьте здоровы и не забывайте Вашего почитателя и немножко собутыльника

А. Чехова.

На конверте:

Петербург,

Фонтанка, 24

Модесту Ильичу Чайковскому.

771. А. С. СУВОРИНУ

17 февраля 1890 г. Москва.

17 февр.

Будучи деловым человеком, начну с дел:

1) Курепин получил тюремную книгу в синей обложке и сказал, что он займется ею не без удовольствия.

2) Был орел Филиппов и просил написать Вам, чтобы Вы прислали ему назад его днепровскую повесть;

он почистит ее, исправит, понюхает и пришлет Вам весною. Вы сказали ему, что весною напечатать можно.

3) Будучи честным человеком, возвращаю Вам:

а) книги, полученные от Южина, b) "Африканку", с) "Исторический вестник" 82 г. и d) "Отечественные записки" 63 г. V, VI и VII. Сегодня отвезу эти книги Богданову.

4) Воротник Мамышеву послан с ручательством на 35 лет. Осталось 4 рубля сдачи. Куда их девать?

5) Прилагаю списочек книг и прошу Вашего содействия для отыскания их и препровождения ко мне. Это первая серия. Это только цветки, скоро будут и ягодки.

Вот и всё. После Вашего отъезда мне стало совсем скучно. Солнце светит адски, пахнет весной, и мне досадно, что я еще не еду на Сахалин. Теперь бы хорошо сидеть на палубе речного парохода или скакать через степь в тарантасе.

Плещеев писал мне, что все мои петербургские друзья и знакомые сердятся на меня за то, что я якобы скрывался от них. По-видимому, и Плещеев сердится. Я ответил ему так: "Пусть себе сердятся!" Свободин в Москве; был он у меня уже раз шесть и раза три не заставал меня. Он очень доволен результатами германских выборов и по-прежнему горячо любит литературу. О Лессинге ни полслова.

Вся Москва уже знает, что я имел честь обедать у Ермоловой. Курс мой поднялся на целую марку.

Анне Ивановне буду писать особо. Кланяйтесь всем и будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

772. А. С. СУВОРИНУ

Около 20 февраля 1890 г. Москва.

Спасибо за хлопоты. Атлас Крузенштерна мне нужен теперь или по возвращении из Сахалина. Лучше теперь. Вы пишете, что карта его плоха. Потому-то она мне и нужна, что она плоха, а хорошую я уже купил у Ильина за 65 к.

День-деньской я читаю и пишу, читаю и пишу… Чем больше читаю, тем сильнее убеждение, что в два месяца я не успею сделать и четверти того, что задумал, а ведь больше двух месяцев мне нельзя сидеть на Сахалине: подлецы пароходы не ждут! Работа разнообразная, но нудная… Приходится быть и геологом, и метеорологом, и этнографом, а к этому я не привык, и мне скучно. Читать буду о Сахалине до марта, пока есть деньги, а потом сяду за рассказы.

Не помню, за что я повесил себя в письме к Плещееву. Вероятно, за пьянство. Писал я ему, конечно, в шуточной форме и, кажется, так: "…за что меня следовало бы в одно и то же время повесить и произвести в генералы". Последнее мною вполне заслужено, ибо в Питере я выпил столько, что мною должна гордиться Россия! Помню также, писал я Плещееву, что, живя в Питере, в один месяц я сделал столько, сколько моим молодым друзьям, которые за что-то на меня сердятся, не сделать в целый год; и я не соврал, ибо каждый из моих друзей в 12 раз больше бездельник, чем я. У Вас живя, я многое прочел, многое видел и слышал и сварил кашу не с одним только Галкиным - и это всё, невзирая на винопийство и шаганье из угла в угол.

M-me Ленская вымазала себе лицо салом. Был Мамышев и сердился, что воротник с ручательством на 30 лет послали ему в Звенигород, а не в Волоколамск, где он живет. Я сказал, что Вы виноваты.

Если у Вас в библиотеке есть "Очерки пером и карандашом" Вышеславцева, то пришлите. Будет от меня благодарность.

Был у меня Островский и спрашивал о судьбе книги своей сестры. Я сказал, что Вы и Неупокоев недовольны рисунками и форматом. Он ответил так: если рисунки не нравятся, то их можно бросить, заказав новые, формат же наравне со всем прочим вполне зависит от усмотрения типографии. Можно написать ему, что его книга будет печататься летом? Ах, какие у него вонючие сигары! Каждый его визит, благодаря его этим анафемским сигарам, наводит на меня ужас. Говорил он, что его брат-министр захворал сахарной болезнью.

"Крейцерова соната" в Москве имеет успех.

Отчего не шлете рассказов? Я сегодня или завтра пошлю Вам рассказ Лазарева (Грузинского). Прибавкой гонорара и высылкой газеты мой протеже Ежов тронут и благодарит Вас со слезами на глазах и с дрожью в голосе, простирая руки к небесам с мольбою о ниспослании Вам и всему Вашему семейству всякого благополучия во веки веков аминь.

В своей сахалинской работе я явлю себя таким ученым сукиным сыном, что Вы только руками разведете. Я уж много украл из чужих книг мыслей и знаний, которые выдам за свои. В наш практический век иначе нельзя. Скажите Алексею Алексеевичу, чтобы он ехал на Мургабский берег.

Читал я, что румынская королева написала пьесу из народного (?) быта и будет ставить ее в бухарестском театре. Автор, которому нельзя шикать. А я бы с удовольствием пошикал.

Ленский говорил, что, "кажется, хотят ставить" пьесу Маслова. Больше же об его пьесе ничего не слышал.

Будьте здоровы. Дай бог всего хорошего.

С почтением

Генрих Блокк и К°.

Как поживают Ваши многоуважаемые лошади? Хорошо бы проехаться куда-нибудь.

773. А. С. СУВОРИНУ

23 февраля 1890 г. Москва.

23 февр.

Голубчик, "Свадьбу" верните назад с книгами, она попала к Вам нечаянно. Печатать ее нет надобности. Что касается книг, которые желательно мне получить от Скальковского, то прилагаю новый список. Сегодня отослал я Вам "Вестник Европы" 79 г., V и VI, и книгу Зандрока (на его имя). Простите ради создателя, что я беспокою Вас поручениями; право, больше обратиться не к кому. Беспокоить Вас буду еще много, а чем Вам заплачу - неизвестно; должно быть, на том свете угольками.

Мой брат Александр несообразительный человек. Он в восторге от миссионерской речи прот<оиерея> Орнатского, который говорит, что инородцы не крестятся-де потому, что ждут на сей предмет особого царского указа (т. е. приказания) и ждут, пока окрестят их начальников… (понимай - насильно). Говорит также сей велеречивый понтифекс, что инородческих священников, ввиду их аскетического образа жизни, следовало бы убрать от инородцев и посадить в особые помещения, вроде как бы монастыри. Хороши, нечего сказать! Потратили 2 миллиона рублей, выпускают из академии ежегодно десятки миссионеров, стоящих дорого казне и народу, крестить не умеют, да еще хотят, чтоб им помогали полиция и милиция огнем и мечом! Говорит поп, что окрестили 80000 - стереотипное число, которое я слышу уже несколько лет. Сообщение свое об этой речи Александр кончил во вкусе преподобных отцов, обнаружив самую что ни на есть младенческую доверчивость. Скажите ему, что он гусь лапчатый.

Спасибо за Крузенштерна. Хорошо пишет.

В Вашей филиппике по адресу старости я усмотрел одно только желание Ваше идти на войну. Что ж? Валяйте. Но с кем воевать? Поедемте в Абиссинию.

Если найдется у Вас статья Цебриковой, то не присылайте. Такие статьи знаний не дают и отнимают только время; нужны факты. Вообще говоря, на Руси страшная бедность по части фактов и страшное богатство всякого рода рассуждений - в чем я теперь сильно убеждаюсь, усердно прочитывая свою сахалинскую литературу.

Запретите Лялину бранить адвокатов. Что прилично Жителю или кому-нибудь другому, то совсем не к лицу бывшему адвокату. Противно, когда крещеный жид или вообще жид ругает жидов. То же самое и тут.

Кстати: в случае если у Вас пожелают пройтись насчет оправдательного приговора в процессе мужеотравительницы Максименко (в Ростове-на-Дону), то поосторожней. До процесса я разговаривал с защитником Холевой и мог убедиться, что Максименко совсем не виновата. Того же мнения и все ростовцы, аплодировавшие приговору.

Будьте хранимы святым Бонифатием.

Ваш А. Чехов.

774. Ал. П. ЧЕХОВУ

25 февраля 1890 г. Москва.

25 февр.

Инфузория!

Мне необходимо возможно подробное знакомство с газетной литературой о Сахалине, ибо она интересует меня не со стороны одних только даваемых ею сведений. Сведения, конечно, сами по себе, но, Гусев, нужно и историческое освещение фактов, составляющих суть этих сведений. Статьи писались или людьми, никогда не бывавшими на Сахалине и ничего не смыслящими в деле, или же людьми заинтересованными, которые на сахалинском вопросе и капитал нажили, и невинность соблюли. Храбрость первых и уловки вторых, как элементы затемняющие и тормозящие, должны быть для исследователя ценнее всяких сведений, кои по большинству случайны и неверны; элементы сии отлично характеризуют отношение нашего общества вообще к делу, а к тюремному в частности. Автора же и его побуждения поймешь только тогда, когда прочтешь его статью полностью.

Во всяком случае избавь Публичную библиотеку от своих посещений. Достаточно и того, что ты сделал. Остальное будет переписано сестрою, которую я нанял и которая начнет свои хождения в Румянцевскую библиотеку с 3 недели поста. Тебе же, дураку, я найду другую работу. Кланяйся в ноги и проси прощения. Всё, что тебе нужно будет сделать, найдешь в письме, которое получишь на 4 или 5 неделе поста. А насчет вшей могу сказать только одно: смерть моя нечистоплотность! Обломовский Захар и Александр Чехов говорят, что без вшей и клопов нельзя обойтись - это очень научно; а я, представь, видел не раз семьи, которые понятия не имеют о сих тварях. От вшей помогает очень многое. Спроси в аптеке про отвар из сабадиллы.

Все наши здравствуют. Поклон Наталье Александровне, Куке и крестнику.

Твой благодетель А. Чехов.

775. А. С. СУВОРИНУ

28 февраля 1890 г. Москва.

28 февр.

Получил и книги, и атлас Крузенштерна. Посылаю Вам поклонение и благодарение, а Вашей библиотеке скажите, что я ей обязан по гроб жизни. Завтра пошлю Вам через магазин: 1) Указатель "Русской старины", 2) Вышеславцева, 3) "Вестник Европы" 1872, VIII и 4) 3 тома "Морского сборника" (1858, XII, 1859, II и 1859, X), которые будьте добры отдать уважаемому Василию для передачи бедному Константину Федоровичу.

2-й том Крузенштерна я уже послал Вам, а атлас вышлю тотчас же по снятии копии.

С книгами я буду приставать к Вам до самого своего отъезда. И теперь я прилагаю список журналов, мне нужных. Верьте, Ваше Превосходительство, что я уже достаточно наказан за беспокойство: от чтения присылаемых Вами книг у меня в мозгу завелись тараканы. Такая кропотливая анафемская работа, что я, кажется, околею с тоски, прежде чем попаду на Сахалин.

Завтра весна, а через 10 — 15 дней прилетают жаворонки. Но увы! - наступающая весна кажется мне чужою, ибо я от нее уеду.

На Сахалине очень вкусная рыба, но горячих напитков нет.

Теперь несомненно, что пьеса Маслова пойдет. Значит, Вы приедете в начале апреля на репетиции? Вы обещали.

Да хранят Вас все святые!

Ваш А. Чехов.

Наши гг. геологи, ихтиологи, зоологи и проч. ужасно необразованные люди. Пишут таким суконным языком, что не только скучно читать, но даже временами приходится фразы переделывать, чтобы понять. Но зато важности и серьезности хоть отбавляй. В сущности, это свинство.

776. В. А. ТИХОНОВУ

3 марта 1890 г. Москва.

3 марта.

Милый Владимир Алексеевич, Вы непременно должны на Страстной неделе приехать в Москву, так как, во-1-х, Вы должны быть в Комиссии, в которой оба мы участвуем, а во-2-х, мне нужно извиниться перед Вами за то, что я не успел побывать у Вас в Петербурге. Виноват во всем не я, а Сахалин, который совершенно сбил меня с толку и отнял у меня всё время, которым я мог раньше распоряжаться по своей воле. Увидимся - поговорим, а пока позвольте пожелать Вам всего очень хорошего. Не сердитесь, российский Сарду, и не забывайте, что иногда обстоятельства командуют и владеют человеком, а не он ими.

В начале апреля я уезжаю из России и буду ездить до декабря.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

Как ваш живот? Нервы? Пьесы?

777. А. С. СУВОРИНУ

4 марта 1890 г. Москва.

4 марта 90 г.

Сегодня послал я Вам два рассказа: Филиппова, который вчера был у меня, и Ежова. Ежовский рассказ я не успел прочесть, а об остальном прочем считаю нужным заявить раз навсегда, что за посылаемое мною Вам я не отвечаю. Мой почерк на адресе не значит, что рассказ мне понравился.

Бедняга Ежов был у меня, сидел около стола и плакал: у него молодая жена заболела чахоткою. Надо скорее везти на юг. На вопрос мой, есть ли у него деньги, он ответил, что есть.

Когда будете присылать мне книги, не забудьте приложить к пакету мой водевиль "Свадьбу", попавший к Вам по вине Сумбатова, который вложил его в Шекспира.

Погода подлая, насморочная; само небо чихает. Просто не глядел бы.

Я послал Вам Вашу "Asie". Скоро пришлю Голицинского, который мне нравится только местами; кроме этих немногих местечек, всё остальное вода, вода и вода. Недаром книги такие толстые.

Я начал уже писать про Сахалин. Написал страниц пять "истории исследования". Вышло ничего себе, как будто по-умному и авторитетно. Начал и географию с градусами и с мысами… Тоже ничего себе. Цитирую я иностранных авторов с чужого голоса, но выходит у меня это так подробно и в таком тоне, как будто я сам отлично говорю на всех языках. Сплошное мошенничество.

Я сказал секретарю Общества драм<атических> писателей, чтобы Вам выслали гонорар. Поздравляю Вас с получкой. Получив счет, напишите карандашом на полях: "Весьма утешительно. Желаю, чтоб и вперед". Пришлите потом нам, мы покроем гуммиарабиком и спрячем в архив общества.

Ежов своими слезами испортил мне настроение. Напомнил мне кое-что, да и его жаль.

Не забывайте нас грешных.

Ваш А. Чехов.

778. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ

5 марта 1890 г. Москва.

5 марта.

Троша, сим извещаю Вас, что я жестоко надул фамилию Линтваревых. Дело вот в чем. Как-то летом Александра Васильевна поручила мне напечатать в "Новом времени" объявление о мельнице. Считая по 60 коп. за строчку, я взял с А<лександры> В<асильевны> за десять строк шесть рублей. На днях же я получил из конторы "Нового времени" счет, в котором значится, что за объявление с меня взяли только 1 р. 80 к. Не знаю, чем объяснить такую дешевизну. Должно быть, уступка мне как сотруднику. Итак, значит, уважаемая Троша, я обманул Ваше семейство ровно на 4 р. 20 к., каковые и прошу считать в долгу за мною.

Как Вы поживаете? Графиня Лида говорила мне, что Вы всё кашляете. Это нехорошо. Должно быть, Вы и доктор до сих пор еще купаетесь в Псле?

Что касается меня, то я тоже кашляю, но жив и, кажется, здоров. Этим летом у Вас не буду, так как в апреле по своим надобностям уезжаю на остров Сахалин, откуда вернусь в декабре. Туда еду через Сибирь (11 тысяч верст), а оттуда морем. Миша, кажется, писал Вам, что меня будто кто-то командирует туда, но это вздор. Я сам себя командирую, на собственный счет. На Сахалине много медведей и беглых, так что в случае, если мною пообедают господа звери или зарежет какой-нибудь бродяга, то прошу не поминать лихом.

Конечно, если успею и сумею написать о Сахалине то, что хочу, то пришлю Вам книгу тотчас же по выходе ее в свет; она будет скучна, специальна, состоять будет из одних только цифр, но позвольте рассчитывать на Вашу снисходительность: читая ее, Вы будете удерживать зевоту…

Уважаемым докторам - Елене Михайловне и Зинаиде Михайловне самый сердечный привет. Александре Васильевне кланяюсь до земли.

Будьте здоровы и благополучны.

Душевно преданный А. Чехов.

779. И. М. КОНДРАТЬЕВУ

7 марта 1890 г. Москва.

7 марта.

Многоуважаемый Иван Максимович!

Будьте добры приготовить мне счет к заседанию Комитета; если же Комитет еще не скоро, то благоволите прислать мне счет по почте.

Я видел списки Рассохина. Есть много пропусков. Так, пропущена Вязьма. По счету, который у меня сохранился после лета, видно также, что есть пропуски во Владимире, Костроме, совсем пропущен Кронштадт, не показан в Новочеркасске домашний спектакль от 2-го января, нет Серпухова 15 января и Тифлиса 30 янв<аря> (драмат<ические> спектакли) и, кажется, кое-что пропущено в Симферополе. В своей долговременной жизни я издавал много литографированного и печатного и пришел к убеждению, что в литографированных изданиях опечатки и пропуски неизбежны, обязательны, в печатных же, которые проходят тройную корректуру, не трудно избежать ошибок.

Немирович-Данченко и Сумбатов приехали.

Желаю Вам всего хорошего.

Искренно Вас уважающий

А. Чехов.

780. А. И. СУМБАТОВУ (ЮЖИНУ)

8 марта. 1890 г. Москва.

8 март.

Милый Александр Иванович, простите, я Вас надую сегодня - не приду обедать. Увидимся в Комитете, там объясню причины, весьма уважительные.

Почтение княгине и Гнедичу.

Ваш А. Чехов.

На обороте:

Князю Александру Ивановичу

Сумбатову.

Смотрите также: