И. И. Бондаренко - Чехов и его родной город
На литературной карте Родины Таганрог должен быть отмечен крупной звездочкой: здесь родился, получил воспитание и среднее образование Антон Павлович Чехов. В его духовном развитии родной город сыграл выдающуюся роль.
Торговый капитал еще не потерял своей власти над Таганрогом, когда родился Чехов.
«Я родился, вырос, учился, начал писать в среде, в которой деньги играют безобразно большую роль», — свидетельствовал писатель.
Деньги разорили чеховское гнездо в Таганроге, но они же вызвали к жизни воинствующую силу чеховской сатиры, направленную против «мелкой грошевой сволочи» (А. П. Чехов), против ее «жадности к благам жизни» (М. Горький). Еще в детстве Чехов оказался лицом к лицу с унизительной нуждой, пережил первое тяжкое испытание — разорение отца и горечь одиночества, он увидел омерзительную пошлость, ложь, фарисейское лицемерие сильных и «еще подростком пришел к убеждению, что лишь тот может победоносно бороться с обывательским загниванием человеческих душ, кто сам очистит себя от этого гноя».
Гимназист-подросток начал героическое самоочищение.
Труд и нравственная дисциплина закалили волю юноши, подготовили к вступлению в большую жизнь.
«… зачем ты величаешь особу свою «ничтожным и незаметным братишкой». Ничтожество свое сознаешь?.. — с возмущением спрашивал девятнадцатилетний Антон Чехов самого младшего. своего брата Михаила. — Ничтожество свое сознавай, знаешь, где?… пред умом, красотой, природой, но не перед людьми. Среди людей нужно сознавать свое достоинство. Ведь ты не мошенник, честный человек? Ну и уважай в себе честного малого и знай, что честный малый не ничтожность. Не смешивай «смиряться» с «сознавать свое ничтожество».
Потомок крепостных раскрепощался духовно. Еще в школьные годы к Чехову пришла та благородная ожесточенность против рабской смиренности, то гордое чувство человеческого достоинства, которые всегда были присущи ему как гражданину и художнику.
Таганрог научил великого писателя ненавидеть, но он же научил его и любить. Для Антона Павловича, как и для всякого русского человека, родные места были святыми и дорогими в самом высоком народно-патриотическом значении. Родной город для Чехова был образом и синонимом Родины; Отечества предков, русского народа. «За границей меня всякий раз донимает тоска по родине. Для меня, как уроженца Таганрога, — часто повторял писатель в письмах, — было бы лучше всего жить в Таганроге, ибо дым отечества нам сладок и приятен».
В родном городе юноша - Чехов впервые прочитал произведения Белинского, Добролюбова, Герцена, учась высокой принципиальности. Здесь же полюбил литературу, театр, музыку, самостоятельный труд. Здесь познал красоту приморской степной природы и начал делать первые творческие шаги. Здесь, наконец, зародился и потом был претворен в большие общественно-полезные дела беспримерный, подлинно народный, действенный патриотизм Чехова.
В Московский университет Антон Чехов приехал со сложившимися этическими и эстетическими взглядами. Они уточнялись и углублялись, но в основе своей оставались неизменными до конца жизни. И в этом, пожалуй, самое главное, самое важное значение, которое Таганрог объективно приобрел в жизни и литературно-общественной деятельности Антона Павловича Чехова.
Не каждый русский писатель пил с такой жаждой из живого родника своей Отчизны, как Чехов. У истоков этого родника стоял Таганрог. Чехов любил народ и в образе родного города видел город своего народа, частицу русского Отечества. Не случайно поэтому он ставил рядом свою родину со столицей большой Родины — Москвой, деля между ними огромную сыновнюю любовь к России. «Я очень люблю Москву, — заявлял Чехов. — Без Москвы не могу себя представить, но и Таганрог мне дорог, после Москвы я более всего люблю Таганрог. Тянет сюда, хоть на несколько дней я должен от времени до времени сюда приехать…».
«Воздух родины самый здоровый воздух. Жаль, что я небогатый человек и живу только на заработок, а то бы я непременно купил себе в Таганроге домишко поближе к морю…».
«Хотелось бы пожить в Таганроге, подышать дымом отечества…».
«Таганрог прекрасный город…».
Чехов самозабвенно любил свою родину — Таганрог. Его мечтой было видеть свой город более культурным, красивым, разумно устроенным. Писатель всеми силами старался помочь землякам в этом. Он презирал тех господ, кто лишил простых людей труда минимальных жизненных удобств, культурных благ. Культурная отсталость родного города вызывала у Чехова грусть и горечь: «Как грязен, пуст, ленив, безграмотен и скучен Таганрог…», «Обыватели опротивели…», «Был я в Таганроге — тоска смертная».
Эта суровая чеховская правда, вызванная глубокой любовью патриота, была односторонне понята некоторыми биографами. которые, не разобравшись в двойственности отношения Антона Павловича к родному городу, стали, неизвестно на каком основании, утверждением будто Чехов самым настоящим образом ненавидел Таганрог. При этом не делалось никаких оговорок или уточнений, о каком именно Таганроге идет речь. Просто заявляли: «С ненавистью говорит он (А. П. Чехов — И. Б.) о городе, в котором родился…» (Юр. Соболев). «Немало негодующих строк посвятил Чехов Таганрогу, где (Прошли его детские годы, его юность» (О. Войтинская). «…обидно и грустно думать, что памятник ему (А. П. Чехову — И. Б), воздвигнутый по всероссийской подписке, будет запрятан и заглохнет в каком-то Таганроге» (Скиталец).
О «каком-то Таганроге» наговорили много всяких неправд и полуправд. Появилась нелепая и явно тенденциозная концепция, по которой не было, пожалуй, в старой России другого города, такого «захолустного» и «глухого», «провинциального» и «заштатного», «ленивого» и «скучного», «глупого» и «безграмотного», как «какой-то Таганрог»; такого «дворянского» и «буржуазного», «купеческого» и «чиновничьего», «мещанского» и «обывательского», «сонного» и «мертвого», как «какой-то Таганрог».
Не придавая значения социальной структуре населения старого Таганрога, не учитывая особенностей, своеобразно проявлявшихся на различных этапах его исторического развития и в какой-то мере отличавших этот город от других провинциальных городов Российской империи, некоторые исследователи Чехова противоречиво рисуют Таганрог чеховского детства и юности. Так, например, В. Ермилов утверждает, что «Чехов родился в 1860 году в мещанской семье в Таганроге, бывшем тогда глухим провинциальным городом» (подчеркнуто мною — И. Б.). А Юрий Соболев говорит, что «Таганрог в годы детства и юности Антона Чехова был шумным и оживленным городом. Для соседних Мариуполя, Ейска, Бердянска, Феодосии, Керчи он стал коммерческим, умственным и эстетическим центром (подчеркнуто мною — И. Б.). «Этот город — в свою очередь заявляет А. Роскин, — никогда не походил на Чухлому или Торжок» (подчеркнуто мною — И. Б.). Это был «город фантастических богатств и таинственных кладов, город второй в России итальянской оперы и прославленных контрабандистов, город — плагиат из новелл Грина, в чьей гавани хлопали флага Греции и Англии, Испания и Турции. Панорама Таганрога была знакома морякам всего мира».
В октябре 1877 года в Таганроге провел несколько дней тяжело больной беллетрист-демократ Василий Алексеевич Слепцов. Тогда же, в октябре, он сообщал в письме писательнице Л. Ф. Ломовской-Нелидовой: «Поеду в Ялту, может быть, остановлюсь… в Таганроге… скорей всего остановлюсь в Таганроге — климат и все такое. Большой город, доктора… Из Таганрога, может быть, буду телеграфировать…».
Свои впечатления о Таганроге В. А. Слепцов описывает так:
«Сегодня утром я приехал в Таганрог. Дорогой чувствовал себя прекрасно, много ел, спал и» лчшем виде прошлялся целый день по городу. Таганрог — это греческое царство. Немножко похож на Киев, только… здесь греки. Все греки: разносчики, попы, гимназисты, чиновники, мастеровые-греки. Даже вывески греческие. И я рад, что узнал еще одно иностранное слово, а именно: бани по-гречески: эмпорики трапеза. Контора — это трапеза. Они там в этой трапезе кушают своих должников. Мне понравилось. Еще понравилось, что город у самого моря и даже из моего окна его хорошо видно. Кроме того, все здесь есть: и дистиллированный спирт, и сливочное масло, и лимоны (в Пятигорске и лимонов нет), и госпожа Оленина, т. е. газеты, одним словом, все, без чего мне и жизнь не мила.
Я подозреваю даже, что есть кефальная икра. Почтовая бумага есть. Это верно, есть — непротекающая. Я на ней пишу это письмо. Даже знакомые есть. Во-первых, разумеется, актеры — двое уже есть в этой же гостинице, да един адвокат, да еще поврежденный в рассудке купец.
…В довершение всего — амоссовское отопление… Завтра буду искать меблированную комнату…
Погоду здесь я нашел прелестную, именно такую, как желал: ясная, теплая осень. Всяких фруктов и винограду множество…».
Это письмо В. А. Слепцова, обнаруженное М. Л. Семаковой в архиве, передает живое восприятие Слепцовым реальной действительности. Оно интересно тем, что воспроизводит черточки быта, культуры Таганрога конца семидесятых годов». «Исследователи, — как правильно замечает М. Л. Семанова, — которые обычно рисуют город этого времени лишь в мрачных или серых тонах, быть может, задумаются и будут искать материал для создания более полной картины.
Важно это тем более потому, что в октябре 1877 года, когда Слепцов писал это письмо, в Таганроге жил и учился в последних классах гимназии Антон Павлович Чехов. Будущий великий писатель также увидел в своем родном городе не только грязный обывательский Таганрог, не только «греческое царство». Он полюбил всей душой природу родного края, сохранил на всю жизнь память о талантливых, хороших людях, о музыкальном, театральном Таганроге».
С этим нельзя не согласиться. Дело в том, что в школьные годы Чехова Таганрог представлял собой пеструю смесь русской патриархальности и показной европейской культуры. Это был город фантастических богатств и не менее фантастической бедности, город контрабандистов-миллионеров и грузчиков-полунищих, город блестящих дворцов и замшелых землянок. Один город назывался «маленьким Эльдорадо», другой — презрительными кличками, вроде «Собачеевки».
Для одного Таганрога существовали театры и клубы, гимназии и концертные залы, газеты и лучшие жилые кварталы, для другого Таганрога — монастыри и тюрьмы, кабак и трактиры, землянки да полицейские будки. В этом Таганроге было «все плохо и незавидно» (А. П. Чехов). Ни водопровода, ни электричества, ни канализации. В богатых особняках да на центральных улицах горели газовые светильники. На улицах позаштатнее чадили керосиновые лампы. Об окраинах и говорить не приходится. Они утопали в грязи и мраке. Люди бродили впотьмах с ручными фонарями, преодолевая распутицу в сапогах, благо, если они были.
Один Таганрог был родиной великого писателя, другой — городом «лавочников, трактирщиков и ханжей». К одному городу Чехов питал сыновьи чувства, к другому относился с отвращением.
Ленин писал о двух Россиях: России эксплуататоров и России эксплуатируемых. Это в равной мере относится и к Таганрогу — родному детищу царской России. Когда Чехову было пять лет от роду, население Таганрога составляло 24.304 человека. Купцов в нем было 756. Кто же были остальные? Ремесленники, «записанные в оклад», крестьяне, солдаты, матросы и «прочие». А в 1899 году Таганрог населяли уже 51.194 человека. Его дворянско-буржуазную верхушку образовывал 2941 человек (дворян — 1592, почетных граждан — 521, людей духовного сословия — 221, купцов — 607), т. е. 5,8 процента общего числа жителей города. 53.233 гражданина были не кто иные, как «мещане», т. е. мелкие ремесленники, рабочие, крестьяне и прочие эксплуатируемые элементы.
Таким образом, Таганрог вообще, как нечто отвлеченное, никогда не был ни «купеческим», ни «дворянским». Был портовый город с торговой экономикой, целиком подчиненной интересам торговой буржуазии (негоцианты, помещики, мещанская верхушка), которая имела власть над Таганрогом, но отнюдь не представляла его основного, демократического населения. Был портовый город с мелкой кустарной промышленностью, и коренные жители его — рыбаки, грузчики, извозчики, конторские служащие, приказчики, разночинные и нечиновные интеллигенты, пролетарии и полупролетарии — представляли подлинное лицо Таганрога — исконно русского города.
Следовательно, было два Таганрога: Таганрог — Собачеевки, Касперовки, Новостроенки, Скараманговки, Комбициевки, Богудонии, «Петербурга» и других трущебных окраин, населенных будущими хозяевами города — рабочими, ремесленниками, «фараонами», драгилями, стивадорами, учителями, акушерками и другими тружениками, и Таганрог двух-трех богатых улиц, блестящих особняков-дворцов Алфераки, Вальяно, Канделаки и других миллионеров. Такое разграничение подметил еще Антон Павлович. Рассказывая сестре, Марии Павловне, в письме от 17 — 19 апреля 1887 года, как выглядит вечером главная улица Таганрога, он писал: «Налево гуляют аристократы, направо — демократы». Кучка «своих» и заморских капиталистов эксплуатировала основное, русское население, превратив город в свою вотчину и международную колонию.
Вот их-то, этих «аристократов»-хищников, и имел в виду, конечно, Чехов, когда в повести «Моя жизнь» писал с такой неприязнью:
«…люди, с которыми я жил в этом городе, были мне скучны, чужды и порой даже гадки. Я не любил их и не понимал их… Большая дворянская и еще две улицы почище жили на готовые капиталы и на жалованье, получаемое чиновниками из казны, но чем жили остальные восемь улиц, которые тянулись параллельно версты на три и исчезали за холмом, — это для меня всегда было непостижимой загадкой. И как жили эти люди, стыдно сказать!».
Да, стыдно и страшно сказать, что в Таганроге 1897 года «грамотных мужчин было всего 54 процента, а женщин — 32 процента. Да и какая это была грамотность! 15,5 процента имели «домашнее» образование, порой сводившееся к подписи фамилии и безграмотному, бессвязному письму, 22,75 процента имели низшее образование, мало отличавшееся от домашнего, и только 4,3 процента (2251 человек) имели среднее образование. Высшее образование имели 285 человек, причем женщин с высшим образованием было… 17».
Дело образования и просвещения целиком находилось в руках господствующих классов, ставивших для простого люда искусственные заграждения в виде высокой платы за право учения, многоступенчатой школьной системы, лишенной единых учебных программ, и т. д. Как же было Чехову не сокрушаться: «Как грязен, пуст, ленив, безграмотен и скучен Таганрог». Тут Чехов «с ненавистью говорит» не «о городе, в котором родился», а о городе торгашей-обывателей, душивших своей властью волю, разум и свободу простых людей труда.
«Россия — страна казенная», — говорил Чехов, и в эго точное и очень верное определение целиком укладывается не только старый Таганрог с его тюрьмами, церквами, но и все города царской России, включая столицу, «с ее скукой», «сыскными отделениями», «льдами… равнодушия» к человеку. Таганрог не представлял исключения. «В России все города одинаковы», — правильно утверждал Чехов, ибо все они — города казенной России.
«Люди» правящей верхушки старого торгового Таганрога были Чехову «скучны, чужды и порой даже гадки». Чехов «не любил… и не понимал их». Именно «их», обывателей, носителей отвратительной мещанской идеологии с ее ложью, пошлостью и лицемерием не любил писатель-демократ.
Еще учась в гимназии, Антон Павлович, как свидетельствуют его школьные товарищи, принимал участие в протестах против насилия и беззакония гимназического начальства, вместе с однокашниками отказался в выпускном классе фотографироваться с «футлярными» чиновниками от просвещения. А потом, став писателем и навещая родной город, избегал встреч и каких бы то ни было приемов у высокопоставленных «санкт-таганрожцев». Приезжая в Таганрог, Чехов любил прогуливаться по рабочим окраинам, осматривал заводы, набережные, рыбачьи поселки, посещал кузнецов и извозчиков, давних приятелей своего отца, актеров, учителей, врачей. И всегда с сердечной теплотой и симпатией отзывался об этих людях, отмечая их трудолюбие, хлебосольство, душевную мягкость, русскую щедрую одаренность.
Чехов был истинно русским человеком. «Вот вы-русский! — ласково говорил ему Л. Н. Толстой. — Да очень, очень русский!». И когда Антон Павлович с душевной болью называл Россию пустынной и дикой, когда сравнивал свою Родину с Азией, то это было не что иное, как проявление настоящей любви к Родине.
Глубокий патриотизм Чехова, его непоколебимая вера в прекрасное будущее русского народа выражались не только в письмах и литературно-художественных произведениях, а и в практических культурно-просветительных делах на пользу соотечественников. И эти дела настолько были значительны, что не напиши он, как писатель, ни строчки, то и тогда бы он снискал благодарность простых русских людей.
Антон Павлович всю свою жизнь провел в хлопотах и заботах о народном благе. Он, как известно, строил школы, больницы, санатории, пожарные сараи, рыбные водоемы, сажал сады, участвовал в народной переписи, боролся с эпидемиями, прокладывал дороги, помогал больным учителям, неимущим студентам, начинающим литераторам. Он отдавал всего себя любимому Таганрогу, никогда не отказывался «послужить родному городу». «Чем богат, тем и рад и, если буду жив и здоров, сделаю все, что в моих средствах — материальных и духовных». «Пожалуйста, делайте из меня и со мной все, что только для Таганрога из меня можно сделать, отдаю себя в полное Ваше распоряжение». И Чехов действительно делал все, что мог: помогал озеленять город, создавал библиотеку и музей, хлопотал об открытии городской аптеки, добывал памятник основателю Таганрога — Петру Великому, заботился об открытии для земляков санатория, больницы, об издании календаря-ежегодника, думал об электричестве, водопроводе и трамвае, выдавал гимназистам стипендии и т. д. и т. п.
То, что сделал Чехов для родного Таганрога, дает право назвать его единственным в своем роде просветителем и культурным опекуном этого города. Ни до него, ни после него, вплоть до самой революции, никто не внес такого огромного вклада в культурное развитие Таганрога, как он, Чехов. Антон Павлович делал народное дело и потому имел все основания сказать: «Все мы народ и все то лучшее, что мы делаем, есть дело народное».
Передовая часть таганрогской общественности отвечала Чехову любовью на любовь. Прогрессивная интеллигенция еще до революция высоко оценила заслуги выдающегося своего земляка и раньше всех в России приступила к увековечению светлой памяти великого Чехова. Этот факт следует подчеркнуть особо, ибо он помогает правильно понять подлинные взаимоотношения великого писателя с его родным городом. Дума и управа старого Таганрога вынуждены были уступить настоятельным требованиям прогрессивной разночинной интеллигенции и разрешить некоторые шаги по увековечению имени Чехова. В свою очередь, надо отметить, что сделано это было, несомненно, под влиянием широкого демократического движения в стране.
Еще в 1904 году, в связи сo смертью писателя, Таганрогской городской библиотеке было присвоено имя Антона Павловича Чехова. Тогда же открылся сбор пожертвований на строительство здания библиотеки, при которой решено было открыть «особое Чеховское отделение», помещать в нем «все то, что имело особенную ценность для покойного» и «собирать все, что имеет ближайшее отношение к его памяти». 17 января 1914 года состоялось торжественное открытие здания библиотеки и музея имени А. П. Чехова.
В том же 1904 году бывшая Александровская улица была названа Чеховской. По инициативе группы учителей, врачей, художников и агрономов, возглавляемой братом известного писателя — Е. М. Гаршиным, был учрежден «Чеховский кружок», который поставил своей целью собрать «живую старину» о писателе-земляке и выработать возможно правильное понимание его, «как человека и писателя». По ходатайству кружка городское управление купило домик, где родился Чехов, и установило охрану домика. Подобный кружок появился в Москве лишь спустя шесть лет.
А в 1910 году в Таганроге торжественно отмечалось 50-летие со дня рождения А. П. Чехова. И на этот раз инициаторами выступили демократические культурные деятели города-члены Общества образования. Они создали комиссию «По устройству чествования пятидесятой годовщины дня рождения А. П. Чехова 17 января с. г.» и представили в городскую управу свои предложения — программу чествования. По докладу управы городская дума ассигновала 300 рублей на издание сборника памяти А. П. Чехова и наименовала городское начальное училище «Чеховским».
Не остались в стороне и «мещане» Таганрога. В своем «Приговоре» от 7 февраля 1910 года они постановили: «Для увековечения памяти бывшего члена нашего общества, умершего Антона Павловича Чехова, по окончании достройки 2-х параллельных классов, назвать это училище чеховским, поставить мраморную доску с надписью… в училище поставить портрет умершего Антона Павловича». Это был первый портрет писателя, выставленный в общественном месте на его родине.
19 января 1910 года на имя городского головы А. З. Хандрина из Москвы пришла благодарственная телеграмма: «Моя мать, сестра, я шлем… нашу глубокую признательность за приветствия и за увековечение памяти дорогого сына и брата. Иван Чехов».
«В Таганроге меня почитают», — справедливо заметил однажды Чехов».
Да, в старом Таганроге не все были равнодушны к великому писателю и гражданину России. Об этом говорят приведенные документы.
Но подлинно всенародное признание заслуг писателя-патриота пришло лишь после победы Великой Октябрьской социалистической революции. Произведения Чехова начали печататься крупными тиражами. В советском Таганроге стало традицией ежегодно отмечать Чеховские латы. Лекции, концерты, читательские конференции, спектакли, выставки, газетные статьи, радиопередачи приобщали широкие массы трудящихся к замечательному чеховскому наследию, сделали имя писателя популярным, дорогим и любимым в народе.
В 1935 году новый хозяин Таганрога, его 60-тысячный пролетариат, справившийся к тому времени с разрухой, восстановлением хозяйства и вышедший на широкую дорогу индустриально-культурного развития своего города, устроил любимому писателю такой юбилей, такой праздник, о котором Горький отозвался, как о небывалом почете, оказанном работе литератора, и, как литератор, кланялся в письме «товарищам и гражданам Таганрога» «от себя и от лица Союза литераторов».
Столетний юбилей Антона Павловича Чехова явился новым большим событием в культурной жизни Родины, праздником, достойным того места, которое юбиляр занимает в русской и мировой литературе. И снова родной город Чехова, оказавшись в центре праздничных событий, всему миру показал, как сбываются вдохновенные чаяния и мечты великого писателя о разумной, удобной и красивой жизни.
Таганрог, породивший чеховскую мечту — художественный образ города, в котором рано или поздно, но обязательно будут «громадные, великолепные дома, чудесные сады, фонтаны необыкновенные, замечательные люди…» (А. П. Чехов. «Невеста»), сам стал воплощением этой светлой, прекрасной мечты, памятником народной любви к Чехову.
Смотрите также:
|